Биосфера и человек
Как известно, в теории эволюции различными исследователями выдвигались и рассматривались самые разнообразные причины и обстоятельства происхождения видов в животном мире и их генезиса, в основном основанные на концепциях изменчивости, мутационных законов, наследственности и эволюционного приспособления организмов к окружающей среде обитания.
Факт же последовательного усложнения нервной системы животного ряда сам по себе подталкивает к мысли, что биосфера и человек подвержены неким спонтанным импульсам самой эволюции, которые не зависят от внешней среды. Пока нет окончательной научной концепции, объясняющей это совершенствование, еще требуется и своя история, и теория вопроса. Вернадский же высказывал предположение, что революционная изменчивость в морфологии живых существ зависит от критических периодов геологической истории планеты, импульсы которой выходят далеко за пределы собственно земных явлений. Интенсивность процесса, по его мнению, может заключаться в пока совершенно не исследованном, а потому не понятном нам, космическом воздействии.
Интересно, что именно среди геологов впервые появилось и научно выраженное представление о значении человека и его деятельности в рациональном преобразовании Земли. Сама проблема биосфера и человек именно благодаря их активному труду стала проблемой истинно научного характера. Например, американский исследователь Чарлз Шуберт и русский ученый Алексей Петрович Павлов, независимо, сделали вывод о необходимости выделения эпохи появления человека на Земле в особенную геологическую эру. Павлов дал ей название антропогенной, Шуберт – психозойской. Сам академик Вернадский указывал, что еще основатель гляциологии Ж. Л. Агасси в девятнадцатом веке писал об эре человека, а до него, в XVIII веке, Бюффон — о «царстве» человека.
Но и в истории философской мысли, задолго до этого, Вернадский видит мысли, связанные с осмыслением места и роли жизни во Вселенной. Он также их связывает с идеями о живом веществе. Достаточно вспомнить в связи с этой темой двух замечательных мыслителей XVIII века, которые задолго до Дарвина и Дана были движимы в своих рассуждениях о сущности человека и его месте в природе глубокими эволюционными идеями. Одним из этих мыслителей был Александр Николаевич Радищев, который в работе «О человеке, его смертности и бессмертии» писал, что человек — верхняя ступень нескончаемого процесса совершенствования природы, а влияние деятельности человека на биосферу безгранично, потому что это воздействие носит творческий характер. Это свойство само по себе способствует преодолению физического несовершенства и выступает в какой-то мере компенсаторным фактором, определяющим место человека в биосфере.
Другим таким ученым был немецкий просветитель Гердер, который в труде «Идеи к философии истории», утверждал, что далее всех в достижении своего назначения в мироздании из всех существ, живущих на Земле, находится именно человек. Объективность его дальнейшего развития исходит для Гердера и Радищева от той силы, которая определяет становление мира, обретение им своих жизнеформ.
Эта же проблема — биосфера и человек, как мечта предшественников, звучит в трудах В. И. Вернадского по-иному, рационалистично и доказательно. Отвергая утопизм некоторых взглядов, но сохраняя эволюционную логику, он утверждает объективную направленность развития живого, которая не может ограничиться появлением человека в нынешней, очень пока несовершенной среде обитания.
Мысль о том, что биосфера и человек представляют собой только эмпирическое обобщение эволюционного процесса, открывает огромный пласт проблем для науки, которые ранее считались либо уже решенными, либо ненаучными. Согласно этой логике, Homo sapiens не может являть собой образец совершенного мыслительного аппарата. Это только некоторое звено в цепи существ, которому эволюция уготовала как прошлое, так и будущее.